ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЛОГ




ЛИТЕРАТУРНЫЙ БЛОГ




АВТОРСКИЕ СТРАНИЦЫ




ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ

 

ВОЛОШИНСКИЙ СЕНТЯБРЬ
 международный культурный проект 

Произведения участников Волошинского конкурса




» Волошинский конкурс 2013

номинация: «ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей»

Иеремия

Действующие лица:
Король Речи Посполитой - Ян Казимир
Русский князь, шляхтич - Иеремия Вишневецкий
Командир еврейского отряда - Давид
Горничная - Мрия
Дворецкий короля
Лекарь князя Иеремии Вишневецкого
Денщик князя Иеремии Вишневецкого
Неизвестный в островерхом капюшоне
Старший комиссии
Голос за сценой

Действие первое

Голос за кадром (читает стихи священника Виктора Заславского «Прощание князя Иеремии Вишневецкого с Лубнами»).

Землю родную взором окину,
Густые леса и широкие пашни,
Людные села и замок любимый,
Крепкие стены, высокие башни.

В диком краю заложил города я,
В диких полях я крепость воздвигнул,
Чтобы иметь вместо дани и брани
Мирную жизнь и закон справедливый.

Дабы католик и православный,
Цели единой в любви служили,
И не вражду, но любовь и правду,
Вместе народу Руси приносили.

Миром вражду попрать я задумал,
Только судило не так провиденье:
Смута поднялась в пределах низовых,
Мира, покоя лишило землю.

Великие армии в прах разбиты,
Под вражьим натиском крепости пали.
Как сохранить, что трудом нажито,
Чему мы сердца и души отдали?

Возврата к былому теперь уж нет нам:
Навеки прощаемся с милым краем.
Наточим мечи, зарядим мушкеты,
И в вечный поход поутру выступаем.


Картина первая

Большая, богато украшенная королевская зала – кабинет. За столом в глубоком золочёном кресле, откинувшись на спинку, сидит король, перед ним стопка листов бумаги, чернильница, перо. Напротив, также в кресле, но более скромном – князь Иеремия Вишневецкий.

Князь. И всё-таки, Ваше Величество, я не совсем понимаю, почему мы не должны преследовать и уничтожить казаков.

(Князь внимательно и строго глядит в бегающие хитрые глазки польского короля. Тот не выдерживает взгляда князя, встаёт и расхаживает по зале. Садится в кресло).

Король. Казаков ушло много, нам необходимо подготовить армию для их преследования. Мы думаем, что после этого разгрома, после Берестечко, казаки уже не будут бунтовать, а согласятся работать на своих господ. Многие наши шляхтичи хотят возвратиться домой, ты же знаешь, что нам сейчас угрожает трансильванский князь Рагоци.

Князь. Казаки, как ногти на руках Речи Посполитой, их надо время от времени укорачивать.

Король. Так-то оно, так, однако казаки несут пограничную и сторожевую службу и не раз участвовали в отражении набегов крымцев и сдерживании турок.

Князь. Только сейчас у них с этими татарами союз, им они обязаны своими кровавыми успехами.

Король. Я думаю, что это уже в прошлом.

( Встаёт, делает несколько шагов по кабинету и продолжает говорить, не садясь.)

Впрочем, если ты желаешь, можешь присоединиться со своими хоругвями к корпусу Потоцкого, который он сейчас формирует из вновь прибывших, (усмехается.) Потоцкий, как и ты, рвётся уничтожить казаков, отомстить Хмелю за прежние поражения, особенно за свой плен, из которого его недавно так неожиданно отпустили татары.

Князь. Мы упустим время и можем встретить уже организованное войско.

Король (иронически глядит на князя).
Разве наши солдаты разучились воевать?

(Берёт в руки колокольчик и звонит, вызывая дворецкого, показывая тем самым, что аудиенция окончена. Входит дворецкий.)

Король (дворецкому.) Проводи князя.

(Князь выходит, вслед за ним дворецкий. Король остаётся один, слегка откидывает голову, поднимает глаза вверх и размышляет вслух.)

Какой резон мне истреблять казаков. Ведь они ожесточились не против меня, а против того, кто только что сидел здесь – главного конкурента на королевский престол на будущем Сейме. И вот если бы этого конкурента не стало, насколько бы стала легче жизнь моя.

Произнеся эту фразу, Ян Казимир сам испугался мысли, пришедшей ему в голову.)

Тьфу, тебя, тьфу, тьфу тебя, Сатана!

(Входит дворецкий. В руках у него свёрнутый трубочкой лист бумаги).

Дворецкий. Вызывали, ваше величество?

Король. Да. Какие известия от Потоцкого?

Дворецкий. Коронный гетман пан Потоцкий совместно с хоругвями князя Вишневецкого и еврейским отрядом проходят сейчас Волынь, край совершенно опустошённый. Всё живое истреблено отступающим войском Хмельницкого.

Король. Но я надеюсь дух наших солдат на высоте? Есть ли какие-то сведения от моего доверенного пана Мясковского?

Дворецкий. Да, вам сообщение от него.

(Подаёт королю сложенный трубочкой лист бумаги. Король разворачивает и жмурит глаза, пытаясь прочесть. Наконец, обращается к дворецкому).

Король. Прочти, что-то я совсем стал слаб глазами.

Дворецкий (берёт лист бумаги из рук короля и читает).
«Слякоть, и ужасная в самом начале похода непогода, причинили большой вред коннице и пехоте; потом наступил такой голод, о каком на людской памяти не слыхано, разве где-нибудь при самой жестокой осаде замков и городов.
Пехота принуждена употреблять отвратительную пищу, хлеба никоим образом достать нельзя, даже за самую дорогую цену, а мяса, кроме конской падали, и не видят вовсе. Даже едят такую падалину, которая уже три дня гниёт в болоте - принуждены, как звери, питаться сырою кожею и травою. Нельзя придумать никакого способа к спасению голодных потому, что край, в котором мы надеемся иметь хлеб, ещё далёк. Причём он так опустошён, что о нём можно сказать: земля же была неустроенна и пуста. Нет ни городов, ни сёл, одно поле и пепел, не видно ни людей, ни зверей живых, только птицы летают в воздухе».

Король (прерывает чтеца мрачным голосом).
Это всё?

Дворецкий. Нет, ваше величество. Здесь написано ещё кое-что, что мне не совсем удобно читать.

Король (рявкает).
Читай!

Дворецкий (читает). Армия разлагается: одни умирают от голода и болезней, другие под предлогом добывания пищи покидают расположение войска и уходят домой, в Польшу.

Король (долго молчит, потом говорит дворецкому).

Бери бумагу, садись и записывай. Коронному гетману пану Потоцкому. Ты выразил желание преследовать Хмельницкого, имея в своём распоряжении лишь новобранцев. Хорошо, что князь Вишневецкий присоединился к тебе со своими хоругвями. Я надеюсь, что, несмотря на все трудности этого похода, ты сможешь достигнуть цели – сохранить войско, усмирить бунтовщиков и заключить, наконец, мир с казаками.

Картина вторая
Комната в крестьянской мазанке – штаб-квартира князя Иеремии Вишневецкого. Обстановка проста – лавки вдоль стен, печь, грубо сколоченный стол, несколько стульев. За столом покрытом красивой расшитой скатертью сидит князь в своей обычной походной одежде – расстёгнутой голубой свитке польских гусар. Входит Давид.

Давид. Разрешите, ваше сиятельство.

Князь. Заходи, Давид, жду тебя. Да, когда мы наедине, называй меня попроще. Можно пан Иеремия, а лучше – князь. Прежде чем к делу приступить, хочу поговорить с тобой. Ты здесь единственный, с кем я могу говорить откровенно, зная, что из этих стен ничего наружу не выйдет. Люб ты мне, даром, что еврей, а человек цельный и храбрый, в Збараже ещё убедился, когда по семнадцать атак в день отбивали. И воины твои, хотя и молоды, но в бою – орлы.

Давид. А помните, князь, когда голод в крепости стал сильнее страха смерти, и после предварительных переговоров две с половиной тысячи мирного населения под белым флагом вышли из крепости? Их ждала страшная участь: казаки по приказу Хмельницкого передали часть людей татарам для плена, а большую часть зарубили прямо на наших глазах. Женщин, детей, стариков. Мы кричали, метались, саблями грозили, да что могли сделать? Из крепости на виду не выскочишь, у Хмельницкого в десять раз больше людей, аж черно от них окрест…

Князь. Да, после этого я запретил выпускать людей за пределы крепостной стены, и поручил обеспечивать их едой и водою наравне с воинами.

Давид. А скажите, князь, вот разобьем мы казаков, и что дальше будет? За что Хмельницкий бьётся, ведь к нему миллион холопов примкнуло…

Князь. Я тебе так скажу, Давид, я - русский человек и мне больно за мою родину. Мать моя умерла, когда мне было шесть лет, она основала много православных обителей, которые я поддерживаю. Но воспитан я у дяди, а он был ревностным католиком, и в этой вере я и вырос. А сейчас снова переметнуться в православие, как это сделал Хмельницкий, чтобы заработать себе авторитет? Нет, я не пойду на это.

Давид. Но ведь холопы недовольны своей жизнью, потому и бросают землю и идут воевать к Хмельницкому.

Князь. Хмельницкий обманывает людей, обещает всем свободу, предлагает грабить и убивать евреев и поляков, где уговорами, а где и силой заставляет селян поступать в казаки, становиться разбойниками.

Давид. А как же он свободу предоставит? Кому земля принадлежать будет? Разве не будет богатых и знатных?

Князь. Хмельницкий просто играет на чувствах холопов, никакой свободы он предоставить не может, да и не хочет. Если бы ему действительно нужна была свобода для народа, давно бы пошёл на Варшаву с таким войском огромным, да с татарами. Но не идёт, всё с королём заигрывает, шляхтичем хочет стать, меня уничтожить, а земли мои захватить. Он после побед своих над поляками очень сильно разбогател.

Давид. А что холопы этого не понимают, для них ведь разницы не будет, наоборот, ещё хуже станет, чем при польских шляхтичах? Им надо от тягот и податей тяжёлых послабление дать, тогда они и восставать не будут.

Князь. Восстают-то не они, восстают казаки, которые землю пахать не умеют, а только воевать, убивать и грабить. Казак живёт одним днём, всё, что добудет, пропьёт в шинке. А холопов просто используют для численности войска, обещают еврейское и польское золото, говорят: награбите – и землю пахать не надо, все богатыми станут.
Я уже много сделал, чтобы возродить край левобережный, те земли, за которые отвечаю. Я принёс на них закон и порядок, четыреста новых селений организовал и города Полтаву, Лубны, Пирятин. Население выросло в десятки раз! Налоги уменьшил, дал возможность крестьянам подняться и стать зажиточными.

Давид. Так почему же король Хмельницкого привечает, а вам всякие препятствия чинит?

(Наступает долгое молчание).

Князь (встает, делает несколько шагов по комнате. Снова садится, придвигается ближе к собеседнику и говорит приглушённым голосом).
Тебе скажу – я хочу организовать самостоятельное государство на русских землях, что в составе Речи Посполитой. Представляешь, самостоятельное русское государство? Король догадывается и боится этого. Потому и натравливает на меня Хмельницкого, чтобы он поднял казаков и холопов, меня бы свергли, а земли мои разворовали. Большая их часть, конечно, досталась бы Хмельницкому.

Давид. А вы не боитесь, рассказывая мне такие вещи?

Князь. Нет, не боюсь. Я тебя уже знаю, и знаю то, что евреи не бывают предателями.

(В дверях появляется смуглая девушка: правильный овал лица, лучистые зелёные глаза, скромно опущенные вниз, длинные, блестящие каштановые волосы, высокая волнующая грудь, мягкая кошачья походка. В руках она держит золочёный поднос с двумя бокалами).

Мрия. Разрешите, князь.

Князь. Да-да, Мрия.

(Девушка ставит на стол один бокал с вишнёвого цвета напитком. Второй она подаёт на подносе князю, низко склоняясь над ним так, что грудь её открывается ему почти полностью. Давид смотрит на девушку, не отрываясь и не скрывая своего любопытства.)

(Князь берёт бокал.)
Спасибо, Мрия.

(Девушка, молча, поворачивается, собираясь уйти, но вдруг замечает какой-то мусор на полу и наклоняется, поддёрнув юбку, чтобы его подобрать. При этом юбка её задирается, обнажая стройные бёдра. Дождавшись, когда девушка вышла, князь, усмехнувшись, спрашивает Давида.)

Любуешься?

Давид. Красивая девушка. А кто она?

Князь. Мрия Свитайлиха, казачка на треть, полячка на треть, а остальное только предполагать можно, арианка, скорее всего. Исполнительная и молчаливая, потому и держу, да и на вид приятная.

Давид. А каким образом она к вам попала?

Князь (задумывается ненадолго).
Как-то встретил я знакомого давнего в Варшаве. Он предложил мне взять в горничные девушку, очень её рекомендовал. Потом я уехал и за чередой дел неотложных забыл об этом. И когда ко мне явилась симпатичная девушка с рекомендательным письмом, был немало озадачен. Но рискнул, взял. И не пожалел. Работницей она оказалась отменной. Энергичная, исполнительная, смышлёная, она с успехом заменила двух толстых и ленивых служанок, бывших в услужении ещё у отца моего. Но, несмотря на это, я отправил их в Вишневец.

Давид. Она с вас глаз не сводит, смотрит так, как будто сейчас съест.

Князь (улыбается и встаёт. Делает несколько шагов по комнате и останавливается у портрета красивой женщины, который стоит на вспомогательном столике. Берёт в руки портрет и разглядывает его, словно впервые видит. Потом, не выпуская портрета из рук, обращается к Давиду).

Четырнадцать лет назад довелось мне быть на приёме у канцлера Томаша Замойского. В разговоре с ним прониклись взаимной симпатией, и он пригласил меня на бал. Я решил пойти из любопытства, молодой ещё был и мне не раз говорили, что привлекателен. И увидал я там девушку необычайной красоты. Тоненькая, задумчивая в белом платье с высокой талией, совсем молоденькая. Посмотрел на неё и… погиб. Понял, что никто мне более не нужен, только она. Спросил у знакомых, кто эта девушка и ответили мне, что это дочь канцлера Замойского Гризельда. Подошёл я к канцлеру и спросил разрешения пригласить его дочь на танец. А он улыбнулся и ответил: «дерзай Иеремия, только учти, конкуренция велика». Пригласил её на танец, а сам весь мокрый от волнения. Как руку её принял, так совсем голову потерял. И дня не прошло, послал сватов к Томашу Замойскому. А он отвечает: «пусть сама выбирает, она в воле выросла, любое её решение я одобрю». У отца её большое состояние было, много желающих на руку его дочери, но меня она выбрала. Меня! Ей тогда ещё и пятнадцати не исполнилось.

(Князь замолкает, гладит рукою портрет, ласково касается лица на нём, словно перед ним сидит живая, и такая родная и близкая Гризельда. Потом продолжает.)

Вскоре Томаш Замойский умер, и помолвка наша скромною была. Зато через год справили мы свадьбу с роскошью небывалой. Двести пятьдесят тысяч злотых потратил я деньгами и в драгоценностях. Но что значат деньги, когда женишься на самой лучшей девушке в мире?! А через год сын наш родился - Михаил.

Давид. Завидую я вам, князь. Не богатству вашему, а свободе, воле безоглядной, у меня вот судьба с женою моею по-другому складывалась, от смерти я её отнял.

Князь (придвигается к Давиду и спрашивает с интересом).
Расскажи.

Давид. Когда казаки ворвались в город мой – Немиров, я спрятался в щели меж домами, нашим и соседским. Щель та заросла кустами густо, снаружи ни за что не увидеть, кажется, что дома стоят вплотную. Мы там частенько с Рут, женой моей будущей, вечеровали. Вот в щели этой и схоронился. Собственными глазами видел, как семью мою убивали. Казак пьяный маме живот вспорол, а она уже беременною была, пятого ждала, ребёнка вытащил и на огне давай жарить. Потом маме к лицу поднёс и говорит: «На, жри». Мама на земле лежала в крови вся. (Давид закрыл рукою глаза и застыл. Князь Иеремия сжал кулаки).

Князь. Не рассказывай, если тяжело.

Давид. Нет уж, расскажу всё. Как семья моя погибала от этих извергов – казаков
Хмельницкого. Двух сестрёнок моих, погодков четырёх да пяти лет – Рахель и Лию казаки
насадили на пики и, гогоча, носили по улице. У Рахели в руках её любимый котёнок.
Вот один из казаков и кричит другому: « Эй, портной, зашей этой в живот кота». И на маму мою показывает». Казак вырвал у сестрёнки котёнка, вытащил иглу с ниткой и начал
зашивать котёнка маме в живот. Мама кричит, кровь льётся, а казак своё дело кровавое
делает. Рахель ещё успела произнести, я по губам понял: « Мама, спаси меня».
И закрыла глазки, а Лию уже мёртвую носили на пике…. Мама рванулась было навстречу дочке умирающей, да и сама застыла. Я не знаю, как удержался, чтобы не выскочить из своего убежища, кулаки сжал так, что ногти вошли в ладони. А отца из дома выволокли и
заставили смотреть, как семья его умирает. Ноги отрубили и пиками тыкали в него, чтобы
сознание от боли не потерял. Он глаза закрыл, тогда один кричит: « Смотри, тварь
жидовская». А отец отвечает: « Проклинаю тебя, пусть семья твоя погибнет смертью
такою же». Повалили отца на землю и отпилили ему голову.
(Давид замолчал, в глазах его не было слёз, только боль и жгучая ненависть).

Князь. А как ты оттуда выбрался и где девушка твоя была?

Давид. Пошёл я Рут искать, осторожно, по-за домами, да по дворам. И увидел её. На площади у плотины казаки молодых девушек насиловали, а которые казаки постарше, тащили понравившихся к пьяному попу окрестить и в жёны взять. Вот и Рут одному такому приглянулась. Она ему и говорит: « Я пули умею заговаривать, стрельни в меня, я пули и отведу». Понял я, что смерти своей ищет. А казак спьяну удивился, но поверил, взял у другого самопал и нацелился в Рут выстрелить. Тут и моя очередь наступила. Я почти целый год каждый день с польскими гусарами проводил, что у нас в Немирове гарнизоном стояли, военному делу обучался. А у сына восточного торговца, моих годов, научился битве рукопашной и прыжкам. Его караван у нас в городе остановился для торговли. Выскочил я, подбежал к тому казаку, что в Рут целился, и нож ему в сердце воткнул. Неподалёку какой-то казак верховой стоял, прыгнул я, вышиб его из седла, подхватил Рут и поскакал по плотине в лес недалёкий, посчитал, что успею, пока казаки очухаются. Но один погнался за мной и догнал у самого леса. Ссадил я Рут с коня, и сразились мы. Тот хорошо оружием владел, пику у меня из рук выбил, саблю вытащил и в атаку. А у меня и оружия нет и бежать некуда. Вот, думаю, и смерть пришла. Но нет, отпустил он меня.

Князь. Как же он тебя отпустил, почему.

Давид. Не казак оказался, шляхтич польский.

Князь. Шляхтич, вот как. А что же он у казаков делал?

Давид. Сказал - за правду сражается.

Князь. Э, какая наивность, разве может быть правда у разбойника, грабителя и убийцы Хмельницкого?

Давид. Это он потом понял, как Хмельницкий обещаниями свободы да богатства, которое у евреев и панов польских награбят, холопов на вуойну гнал.

Князь. Так вы встречались ещё?

Давид. Встречались, я его от смерти спас и друга его. Потом и мы подружились.

(Стук в дверь. Входит денщик князя, в руках его свёрнутый в трубочку лист бумаги).

Денщик. Ваше сиятельство, пан коронный гетман письмо вам прислал.

(Протягивает князю письмо. Князь кивком отпускает денщика, разворачивает трубочку, читает. Лицо его хмурится).

Князь (Давиду). Ты иди сейчас, мне надо подумать. Потоцкий просит помочь, казаки сопротивляются отчаянно. Он просит пустить в атаку на возы казацкие мои конные хоругви. Я позову тебя…

Действие второе

Картина первая

Спальня князя. Горит ночник. На широком топчане спит князь, прикрытый одеялом. Тишина. Князь что-то бормочет во сне, ворочается. Можно разобрать несколько слов.

Князь (сонным голосом). Гризельда, хорошая моя!
(Внезапно в дверях появляется женщина в длинной ночной рубашке.
Князь протягивает к ней руки.)

Гризельда!

(Женщина мягкой, кошачьей походкой скользит к князю, который уже сел на своём ложе. Руки её обнимают князя, губы ищут его губы).
Мрия. Ярема, любий мий!

(В ту же минуту князь узнаёт гостью. Это совсем не жена его, не Гризельда).

Князь. Мрия!?

Мрия. Это я, я – к тебе пришла…

Князь (отстраняет от себя льнущую к нему женщину и резко встаёт.)
Уходи, Мрия!

Мрия. Гонишь меня, а ведь я к тебе… сама.

Князь. Уходи, Мрия, не могу я, не хочу…

(Князь расцепляет обнимающие его руки).

Мрия. А, не хочешь меня, не хочешь…

(Вкрадчивый с придыханием страстный голос женщины сразу изменяется и становится жёстким и звенящим.)
Тогда оставайся… один.

(Мрия поворачивается и уходит. В дверях останавливается и оборачивается в сторону князя.)
Ты пожалеешь об этом, князь Иеремия.

Князь (машет на Мрию рукой и снова ложится. Он ворочается с боку на бок, вздыхает, но заснуть ему не удаётся. Тогда он садится на своём ложе и устремляет глаза куда-то вверх и вдаль).

О, Гризельда, любимая моя, жена моя! Ты ведь знаешь, что ни вино, ни женщины не интересуют меня. Никого из них не познал я, кроме тебя. Только две страсти владеют мною, это – любовь к тебе и к воинскому делу. К оружию, к тому, что я умею делать лучше других, что приносит мне истинную радость. Ты можешь быть уверена, я не изменю тебе, как и делу, для которого я призван. Я знаю, что сейчас ты далеко, в Польше, в безопасности, я знаю, что думаешь и беспокоишься обо мне. Да, здесь – разорённый войною край, здесь – озлобленное население, здесь – рыщут многочисленные банды разбойников – казаков, здесь правит бал подлый изменник Хмельницкий. Но мне ничего не грозит, ни пули, ни сабли не боюсь я, враг не победит меня в открытом бою. Вот разобьём казаков, и снова мир и спокойствие вернутся на эту землю, возродятся из пепла Лубны и Полтава, опять богато и свободно будут жить люди в моих владениях.
Спи спокойно, моя любимая, береги сына нашего!

Картина вторая

Кабинет князя в крестьянской хате. Князь сидит за столом. Входит Давид.

Давид. Вызывали, князь?

Князь. Да, проходи, присаживайся. Поговорим о деле.

(Давид садится, князь придвигает к нему лежащую на столе рисованную карту.)

Казаки сопротивляются отчаянно, войскам пана Потоцкого, в которых большинство солдат – новобранцы, не удаётся даже достигнуть казацких возов. Все их атаки оканчиваются неудачами. Необходимо пробить брешь в обороне казаков. Для этого можно использовать тактику татарской конницы, а для неё лучше всего подходят твои солдаты. Быстрые, стремительные, лёгкие, они налетают, как ветер, и когда противник втягивается в битву, немедленно исчезают. Если это повторяется несколько раз, противник изматывается, теряет бдительность, и тогда вступают в дело мои тяжёлые хоругви.

Давид. Мои люди готовы.

Князь (склоняется над картой и жестом приглашает Давида).
Смотри сюда. Вот здесь находятся казацкие возы, они хорошо укреплены, и пробить их с ходу не удастся, только людей потеряем. Ты отбираешь две-три сотни всадников и начинаешь с утра атаки. Казаки все твои атаки отбивают, и твои люди немедленно отступают, разбить их не удаётся. Однако у нетерпеливых казаков очень большое искушение – догнать твоих людей и порубить их. Наконец, на третий-четвёртый раз казаки не выдерживают, садятся на коней и выскакивают вслед за твоими конниками. Ты скачешь вот сюда, казаки за тобой. Здесь – довольно глубокая узкая балка. Твои солдаты втягиваются в балку, казаки – следом. На выходе из балки стоит в засаде моя тяжёлая конная хоругвь – гусары, тысяча всадников. Проскакав балку насквозь, ты вырываешься в степь. Как только показываются казаки, мои гусары вступают в дело. Части казаков мы даём возможность уйти. Они скачут назад к своим возам, мы – на хвосте. И следом за ними врываемся в казацкий лагерь.

Давид (с восторгом смотрит на князя и, наконец, не выдерживает).
В который раз уже убеждаюсь в вашем таланте военачальника и всё не могу сдержать восхищения. Вам бы большим войском командовать, коронным гетманом быть.

Князь. Эх, Давид. Никогда не назначит король русского воеводу коронным гетманом. Скорей, наоборот, постарается натравить на него Хмельницкого с казаками или самому расправиться.

Давид. Что вы такое говорите, князь? Как это можно, вы – один из самых лучших военачальников государства.

Князь. Боится меня король, боится, что проголосуют за меня на Сейме и королём выберут. Ну, да ладно, это к нашему сегодняшнему делу не относится. Давай, с Богом!

(Слышен конский топот, гул голосов, лошадиное ржание, звон мечей, выстрелы, крики. Входит денщик князя Вишневецкого).

Денщик. Ваше сиятельство, разрешите?

Князь. Да-да, докладывай.

Денщик. После трёх вылазок конного еврейского отряда, казаки в количестве до пятисот конных выскочили из своего лагеря и преследовали отступающих солдат пана Давида. На выходе из балки их встретила первая конная гусарская хоругвь. Почти всех порубила. На плечах оставшихся в живых казаков, спешащих укрыться в своём лагере, наши гусары прорвались за казацкие возы.

Князь. Хорошо, это я уже знаю. А что же случилось в самом казацком лагере?
(Денщик, молча, переминается с ноги на ногу.)
Тебе это неизвестно или ты не хочешь говорить?

Денщик. Гусары устроили в лагере настоящую резню, не уступая в этом казакам.

Князь. Ну, допустим, для казаков – разбойников и грабителей, это – привычная работа. А наши зачем?

Денщик. Говорят, что мстили за распятых и замученных польских военнопленных, за то, что сажали на кол и сжигали живьём священников. Пришлось даже вмешаться пану Потоцкому – коронному гетману, чтобы успокоить гусар.

Князь. Хорошо. А где пан Давид?

Денщик. Он отдыхает после боя в своём расположении.

Князь. Передай ему мою благодарность и до завтра пусть отдыхает.

Картина третья

Тёмная ночь. Падают звёзды, прочерчивая огненные трассы на сине-чёрном куполе неба. Виден небольшой угол дома. Часовой с ружьём на плече неторопливо обходит территорию. Пустынный двор густо зарос по окраине кустами и деревьями. Тихо. Стрекотание кузнечиков прерывается лаем голодной одичавшей собаки, почуявшей человека в непроглядной темноте. Тень с наброшенным на голову островерхим капюшоном мелькает в глубине двора. Часовой устало зевает, протирает глаза и напряжённо всматривается в ночную мглу. Никого. Громко ржёт конь и хрустит овсом в торбе. Часовой поворачивается и уходит.
Из-за туч появляется луна и освещает женскую фигуру в длинном плаще, скользнувшую в заросли терновника. Вскоре женщина появляется оттуда в сопровождении неизвестного в островерхом капюшоне, скрывающем лицо.

Неизвестный (передаёт женщине небольшой полотняный мешочек).
Это тебе от Вершителя, дело надо сделать завтра поутру.

(Женщина, молча, кивает и исчезает за углом дома. Тайный пришелец растворяется в ночной темноте).

Картина четвёртая

Спальня. Князь лежит на топчане, около него лекарь, в стороне стоит денщик.

Князь (слабым голосом просит денщика). Сходи, позови пана Давида.

(Денщик, молча, выходит.
За стеной слышны голоса денщика и Давида).

Давид. А что случилось? Почему такая спешка с утра?

Денщик. Плохо князю стало.

Давид. Может, поел чего?

Денщик. Огурцов поел, мёдом запил, да и всё.

(Открывается дверь, входят Давид и денщик).

Давид. Разрешите, князь?
Князь (обращается к Давиду).
Прикажи всем выйти. (Денщик выходит, лекарь мешкает).

Князь (обращаясь к лекарю). И ты тоже.
(Поворачивает голову к Давиду и просит).
Подойди ближе.

(Давид подходит к изголовью князя и опускается перед ним на колени.
Князь молчит некоторое время, собираясь с силами. Потом произносит).
Чего я боялся, то и случилось.

Давид. Вы ещё поправитесь.

Князь. Нет, я знаю, как это бывает: моего отца в шестнадцатом году православный монах отравил, во время причастия. Мне четыре года тогда было. Я и не помню его, (переводит дух), ты здесь единственный, кому я доверяю, исполни то, что я попрошу. Передай княгине, чтобы она через год после моей смерти замуж вышла, молода ещё и красива, желающих много найдётся. Передай, что я любил её… (князь закашливается.) Твоя жена сейчас с нею находится?

Давид (кивает). Да, с нею.

Князь. И ещё: все мои земли разорены, замки разрушены, люди вырезаны. У меня не осталось средств даже на содержание войска. Думал, что сейчас уже возверну то, что было, как усмирим бунтарей, да не привелось. Пусть княгиня финансами займётся, она умная женщина, да сыну даст образование. Эх, не в меня он пошёл, слаб характером… (князь замолкает, видно, что говорить ему трудно, потом продолжает.)
Перед тем, как казаки Лубны разорили, спрятал я драгоценности в подземелье, что монахи-бенедиктинцы вырыли. Там огромные ценности: скульптуры, картины, золото, камни…, монахов всех убили казаки. Тебе скажу, как проникнуть туда… больше никто не знает.

(Иеремия шарит нетвёрдой рукою по топчану. Извлекает холщовую тряпку, в которую небрежно завёрнут выглядывающий из неё лист мятой бумаги.)
Вот возьми, здесь всё написано.

Давид. Вы ещё встанете и сами туда попадёте.

Князь. Не жилец я, не для того они меня ядом, чтобы я выжил.

(Князь дёргается, пытается что-то сказать и. наконец, произносит последние в своей жизни слова.) Об одном жалею, что не в бою умираю, не в седле…
(Тело князя вытягивается глаза закатываются. Изо рта появляется жёлтая пена).

Давид (кричит из всех сил).
Лекарь! Где этот лекарь? Убью!!

(Вбегает перепуганный лекарь и склоняется над князем. Потом поднимает голову, жалобно смотрит на Давида и разводит руками).

Картина пятая

В кабинете князя Иеремии Вишневецкого сидит за столом Давид, задумчиво подперев голову руками. За стеной дома слышен сдержанный гул многолюдной толпы. Входит денщик князя.

Денщик. Разрешите, пан Давид?

Давид. Заходи. (Показывает на стул.)
Присаживайся. Что там за шум?

Денщик. Войско волнуется, меж солдат ходят слухи, что князя Вишневецкого, нашего любимого военачальника отравили свои же соперники из магнатов. Назревает бунт, коронный гетман Потоцкий, чтобы не допустить его, решил назначить комиссию для вскрытия тела и определения причины смерти. (Денщик замолкает и вдруг всхлипывает.) Князю недавно тридцать девять лет исполнилось, всего тридцать девять.

Давид. Держи себя в руках, ты же солдат, передай пану Потоцкому мою просьбу – включить в комиссию не только опытных лекарей, но и рядовых солдат, которых сами они и выберут.

(Денщик кивает головой и идёт к двери.)

Да, ещё одна просьба – узнай, где находится Мрия, служанка князя. Что-то в последнее время я её не видел.

Свет гаснет.

Картина шестая

Тот же кабинет князя. Давид расхаживает по нему в напряжённых раздумьях. Одежда на нём другая, на рукаве чёрная лента. Вбегает денщик и пытается отдышаться.

Денщик. Пан Давид… пан Давид!

Давид. Что такое, что случилось?

Денщик. Мрия…

Давид. Что Мрия, где она?

Денщик. Её нашли только что в недалёком лесочке, с перерезанным горлом.

Давид. Теперь всё понятно. Я хочу поговорить со старшим из комиссии. Попроси его зайти сюда.

(Денщик выходит, входит старший комиссии).

Старший комиссии. Здравствуйте.

Давид. Здравствуйте, вы нашли яд, которым отравлен князь?

Старший комиссии.. Нет, комиссия не нашла следов отравления.

Давид. Вы утверждаете, что князь умер потому, что поел огурцов с мёдом?

(Старший комиссии ерзает на стуле, крутится, качает головой).

Старший комиссии. Возможно, это было отравление, даже наверняка отравление, но существуют яды, которые современная наука обнаружить не может.

Давид встаёт, склоняет голову, вслед за ним встаёт председатель комиссии, в комнату входит денщик князя и закрывает ладонью глаза.

Голос за сценой. Только через триста лет было обнаружено, что князь Иеремия Вишневецкий был отравлен мышьяком, ядом, который в семнадцатом веке ещё не определяли. Тело князя было привезено в Сокаль, а через два года супруга его Гризельда Констанция Замойская перевезла тело мужа в аббатство Святого Креста, где оставила его на сохранение до организации похорон, соответствующих его статусу.
Однако похороны эти не состоялись никогда.
Гризельда Замойская так и не вышла замуж, оставшись верной своему великому супругу, несмотря на то, что в год смерти мужа ей исполнилось всего двадцать восемь лет, и была она очень красива. Их сын Михаил, стал королём Речи Посполитой, могущественнейшего государства Европы.
Гризельда Замойская пережила Иеремию на двадцать один год.

ЗАНАВЕС

Категория: «ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей» | Добавил: Владимир_Волкович (28.07.2013) | Автор: Владимир Рабинович
Просмотров: 310
Всего комментариев: 0


произведения участников
конкурса 2014 года
все произведения
во всех номинациях 2014 года

номинации
«При жизни быть не книгой, а тетрадкой…» [53]
поэтическая номинация издательства «Воймега»
«Я принял жизнь и этот дом как дар…» [195]
поэтическая номинация журнала «Интерпоэзия»
«Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…» [60]
проза: номинация журнала «Октябрь»
«Когда любовь растопит шар земной?..» [108]
проза: номинация журнала «Дружба народов»
«ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей» [60]
драматургия: номинация Международной театрально-драматургической программы «Премьера PRO»
«Пьеса на свободную тему» [155]
драматургия: номинация Международной театрально-драматургической программы «Премьера PRO»