 ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЛОГ ЛИТЕРАТУРНЫЙ БЛОГ АВТОРСКИЕ СТРАНИЦЫ ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ |
| |
ВОЛОШИНСКИЙ СЕНТЯБРЬ международный культурный проект |
Произведения участников Волошинского конкурса
» Волошинский конкурс 2013
номинация: «ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей»
|
Велимир I
На Млечный путь сворачивай, ездок,
других по округу дорог нет…
А.Мариенгоф
Действующие лица:
ВЕЛИМИР – Хлебников, поэт;
СЕРГЕЙ – Есенин, поэт;
АНАТОЛЬ – Мариенгоф, поэт;
БОРИС – приятель Есенина и Мариенгофа, актёр.
I.
Апрель 1920 года. Харьков. К дверям обшарпанной мастерской приближается СЕРГЕЙ в щегольской меховой куртке. Он возбуждён и, видимо, чем-то недоволен. АНАТОЛЬ в пальто из английского драпа лондонским денди шагает рядом. Сквозь его сдержанность и рафинированность мелькает лукавый задор. Сергей делает вид, что хочет уйти, но Анатоль удерживает его за руку.
СЕРГЕЙ. Какого ляда мы туда идём?!
АНАТОЛЬ. Почему нет, Сергун?!
СЕРГЕЙ. Он – блаженный, Толя… Он всё равно ничего не поймёт.
АНАТОЛЬ. Вятка! Вяточка! Ты вспомни, как тебя футуристы в журнале своём чехвостили.
СЕРГЕЙ. Вспомнил.
АНАТОЛЬ. Как измывались над тобой, болезным…
СЕРГЕЙ. Совсем вспомнил.
АНАТОЛЬ. А надо мной? Да пусть «надо мной» - над има-жи-низмом они ведь изголялись!
СЕРГЕЙ. Георгий Гаер…
АНАТОЛЬ. Видишь… Сколько ярлыков на тебя налепили, ты вспомни!
СЕРГЕЙ. Я и слов-то таких не знал.
АНАТОЛЬ. А тут - невиннейшее дело. На их зло нашим добром ответить, и всё... Ему это даже поможет, взбодрит как-нибудь. А то ведь он здесь гниёт… Серёж…
СЕРГЕЙ (в шутку жёстко). За большевизм агитируешь? Я сам тебя агитну сейчас!
АНАТОЛЬ. Ты лучше Хлебникова агитни. Он как был футуристом – так футуристом и помре. А зачем?
СЕРГЕЙ. Никогда! Ты слышишь? Никогда не называй Велимира «футуристом»! Этим бессовестным… бессмысленным латинизмом! Для того ли он внове словеса вылуплял, на солнце глядючи?! «Будетлялин» он! Бу-де-тля-нин. Сколько тебе повторять?!
АНАТОЛЬ (изображая испуг). Я понял, понял. Будетлялин.
СЕРГЕЙ. А иначе, Толя, гляди…
АНАТОЛЬ. Только не в расход, Сергун! Не надо… У меня две поэмы не дописаны!
СЕРГЕЙ. Гляди, Толя! Ещё один только раз… На Семёновском плацу шпицрутенов у меня хлебнёшь!
Обнявшись, входят в мастерскую.
II.
В обшарпанной комнате из мебели только табурет и железная кровать без матраса. В углу валяется наволочка, под завязку набитая рукописями.
ВЕЛИМИР, после тифа обритый «под машинку» и по повадкам похожий на рассеянную птицу, облачен в поношенный чёрный сюртук и брюки, сшитые из старых парусиновых занавесок. Сапожным ножом он старается починять подошвы своих штиблетов.
СЕРГЕЙ. Не здесь ли обитает товарищ Хлебников?
АНАТОЛЬ. Здравствуйте, Велимир! Помните Мариенгофа? А Есенина?
Растеряно поднявшись навстречу гостям, протягивает для пожатия правую руку, к кисти которой прикреплена дырявая подошва, Мариенгоф жмёт её вместо руки Велимира.
СЕРГЕЙ. Что это у вас, Велимир Викторович, башмак вместо перчатки? Мода новая какая?
ВЕЛИМИР (конфузясь). Вот… башмаки тачаю… Комната вот чудесная… у меня… не люблю только… мебели много… лишней…
АНАТОЛЬ. Куда как лучше совсем без мебели, полагаю. (Переглядывается с Есениным.)
ВЕЛИМИР. Я бы на полу вот… честно… спал… но сидеть нужно… чтоб писать вот… я… керосина у меня нет… на подоконнике пишу… в темноте… я сегодня всю ночь писал… поэму… (Показывает листки бумаги с каракулями.)
АНАТОЛЬ. Вы что же здесь что-то разбираете?
ВЕЛИМИР. Нет… но вот строк сто, думаю, написал… а утром рассвело, и вот оно…
АНАТОЛЬ. Утром часто рассветает.
ВЕЛИМИР (грустно). Да… Поэму жаль вот…
СЕРГЕЙ. А вы бы, Велимир Велимирович, в темноте писать научились.
ВЕЛИМИР. Научусь… честно… (Разглядывает причёску Мариенгофа.) Мариенгоф, мне, знаете, ваш пробор нравится… я вот тоже себе такой… справлю… скоро…
АНАТОЛЬ. Зачем? У вас лучше.
Мариенгоф отворачивается, чтобы не расхохотаться. Есенин начинает источать вдохновение.
СЕРГЕЙ. Непременно в темноте! Вы, Велимир Владимирович… Вы ведь, сознайтесь, сбрасывали Пушкина с корабля современности? Ну, в молодые годы… Достоевского тоже. Было дело? Кого ещё? С Толстым что вы сделали, хоть помните?
ВЕЛИМИР (застенчиво). По закону времени… мы вот… мы должны были…
СЕРГЕЙ. Но почему до ума-то не довели? Начали сбрасывать, так надо было сбрасывать… Чтобы ими сейчас и не пахло совсем! А так... Вон они, посмотрите в окно, опять везде! И Пушкин, и Толстой! А уж Достоевский, так тот… Вы выгляньте в окно! Выгляньте!
ВЕЛИМИР. Мы обязаны были… по закону времени…
СЕРГЕЙ. Да потому что ночью надо было сбрасывать с корабля! Ночью!
АНАТОЛЬ. Сергун…
СЕРГЕЙ (прохаживаясь, словно в запале). А вот не научились вовремя без света работать, и пожалуйста… Днём сбросили, а те взяли, да выкрутились. Что, Толя?! Да, представь себе! А если б футуристы заранее к темноте попривыкли, то ещё не известно, чем у них дело бы закончилось…
АНАТОЛЬ. Велимир Владимирович! А чья идея была с классиками так поступить? Ваша или Маяковского? Или что - Бурлюка?!
СЕРГЕЙ. Да Велимир Велимирыча конечно! Куда там Бурлюку до такого?!
Хлебников, покраснев, не без приятности перебирает сапожные инструменты.
АНАТОЛЬ. Вообще-то мы к вам по другому делу. Мы прибыли от имени и по поручению собрания поэтов Московии и всея Руси.
СЕРГЕЙ. Да. Мы вот хотим в харьковском театре торжественно, при всём честном народе, провозгласить ваше избрание, Велимир Владимирович… Церемониально объявить, что вы отныне и окончательно Председатель земного шара, со всеми вытекающими из этого полномочиями…
АНАТОЛЬ. Неограниченными, к слову…
СЕРГЕЙ. Диктаторскими, можно сказать…
Хлебников с чувством жмёт обоим руки. Мариенгоф снова пожимает подошву.
АНАТОЛЬ. Уверен, вы это предчувствовали.
ВЕЛИМИР. Я башмак вот… дотачаю и приду…
АНАТОЛЬ. Торопится не надо. Перед церемонией, мы вам поможем облачиться в подобающее случаю одеянье…
СЕРГЕЙ. Это очень важно, Велимир Владимирыч.
АНАТОЛЬ. Всё должно быть строго по ритуалу.
СЕРГЕЙ. Так в резолюции протокола заседания поэтов отмечено.
АНАТОЛЬ. Да-с. И, пожалуйста, не забудьте взять с собой ваши стихи…
III.
19.04.20. Сцена Харьковского городского театра. Сергей и Анатоль, в качестве ведущих церемонии, выводят под локти Велимира в холщовой рясе, босого и с наволочкой, полной стихов. Бросив её в угол, он скрещивает руки на груди. Есенин и Мариенгоф, находясь в состоянии постоянно заглушаемого восторга, производят впечатление людей, которые, если сейчас засмеются, то могут уже не остановиться никогда. С краю сцены на стуле сосредоточился БОРИС, рядом с ним - фотоаппарат на треножнике.
АНАТОЛЬ (зрительному залу). Товарищи! Разрешите представить вам короля времени Велимира Первого!
Срывает аплодисменты. По ходу всего церемониала оба ведущих постоянно, к месту и не к месту, помогают Велимиру оборачиваться вокруг своей оси, дабы он символизировал собой земной шар.
СЕРГЕЙ. Его любимый регистрационный номер 317! Это число всех Председателей земного шара! Мы в их перечень пока не входим, а Велимир Владимирович – тот да! Входит как миленький… То бишь как первый и главный создатель общества председателей!
АНАТОЛЬ. И!
СЕРГЕЙ. То есть!
АНАТОЛЬ. Таким образом!
СЕРГЕЙ. Он - председатель всех председателей всея Земли!
АНАТОЛЬ. Кто-нибудь что-нибудь понял? Неужели?!
БОРИС (равнодушно). Мы волим это! Мы волим это!!
СЕРГЕЙ. Главное, чтобы Велимир Хлебникович всё понимал! Слушайте все! Сейчас прозвучит его знаменитое «Воззвание Председателей земного шара»! (Нараспев.)
Только мы, свернув ваши три года войны
в один свиток грозной трубы,
поём и кричим, поём и кричим…
АНАТОЛЬ (подглядывая в бумажку.).
Пьяные прелестью той истины,
что Правительство земного шара
уже существует.
Оно – Мы!
БОРИС. Мы волим это! Мы волим!
Есенин и Анатоль показывают Велимиру знаками - надо высказаться.
ВЕЛИМИР (тихо). Верую…
СЕРГЕЙ. Велимир, громче! Публика ни черта не слышит!
ВЕЛИМИР (ещё тише). Верую…
АНАТОЛИЙ. Мы – зачинатели охоты за душами людей,
воем в седые морские рога,
скликаем людские стада –
эго-э! Кто с нами?
СЕРГЕЙ. Кто нам товарищ и друг?
эго-э! Кто за нами?
так пляшем мы, пастухи людей и
человечества, играя на волынке…
Выжидающе смотрят на Предземшара.
ВЕЛИМИР. Верую?..
БОРИС . Мы волим это! Волим!!
СЕРГЕЙ. Эво-э! Кто больше?
Эво-э! Кто дальше?
Только мы, встав на глыбу
себя и своих имён…
АНАТОЛЬ. Хотим среди моря ваших злобных зрачков,
пересеченных голодом виселиц
и искажённых предсмертным ужасом,
около прибоя людского воя,
назвать и впредь величать себя
председателями земного шара!
Обернув Велимира в очередной раз вокруг оси, ждут его реакции.
БОРИС. Мы волим это! Мы волим это!!
СЕРГЕЙ (не дождавшись). Какие наглецы – скажут некоторые,
нет, они святые, возразят другие.
Но мы улыбнёмся, как боги,
и покажем рукою на солнце.
ВЕЛИМИР. Ве… (у него перехватывает дыхание.)
АНАТОЛЬ (по бумажке). Велимир Первый - вечный узник созвучий! Одинокий лицедей!
СЕРГЕЙ. Священник цветов!
АНАТОЛЬ. Русский дервиш! Сеятель очей!
СЕРГЕЙ. Других миров ребёнок!
АНАТОЛЬ. Звонкий вестник добра!
Дают «звонкому вестнику» понять - надо хоть что-нибудь брякнуть.
ВЕЛИМИР (хрипло). В общем… что-то… верую.
Аплодисменты.
БОРИС. Снимать на фотокарточку будем? Мы волим это!
АНАТОЛЬ. Чуточку позже… Да будет вам известно, наш дорогой зритель, что с именем Велимира Хлебникова связана бездна художественного вкуса. Пропасть! Просто прорва самого отъявленного вкуса!! Это и выставка картин «Ослиный хвост», и блестящий сборник поэзии «Дохлая луна», и манифест «Пощёчина общественному вкусу»… (Смотрит в бумажку.) А сверхповесть «Дети выдры» какая у него замечательная! А драма о зимней, но там уже ближе к лету, любви - «Снежимочка»?! Сколько в ней, в «Снежимочке» этой… свежевыжатой снежной свежести и сжато-смаженной смоченной нежности! Да просто столько культурных событий случилось с королем времени Велимиром Первым, что неудобно здесь сказать! Столько встреч в обществе ревнителей художественного слова… столько сарти… э... картинных выставок… А публичных дебатов по вопросам науки, спиритизма и футуризма! Вы-то сами помните?!
Хлебников реагирует на слово «футуризм» малозаметно, но остро.
СЕРГЕЙ. Толя, Толя… Анатолий Борисович, мы попросили бы вас!
БОРИС. Нам бы снимочек сделать… (Берётся за фотоаппарат.)
АНАТОЛЬ. Ах да! Это новейший аппарат. Работает совершенно без всяких вспышек!
СЕРГЕЙ (вполголоса). И без всего остального…
АНАТОЛЬ. Ну Вятка… Только в руку ему надо рукопись взять. Туго скрученный свиток поэм.
СЕРГЕЙ. Да, Велимир Владимирыч. Для фотокарточки необходимо. Да и в летопись тоже не помешает… Захватили с собой?
Велимир берёт в руки наволочку со стихами.
АНАТОЛЬ. А в ней – свитки поэм? Вы что же - спите на них?
ВЕЛИМИР. Да вот… они на мне…
АНАТОЛЬ. Понимаю, понимаю…
Есенин с Мариенгофом помогают ему позировать с ней. Борис делает вид, что снимает всё это на фотоаппарат.
АНАТОЛЬ. Ещё снимочек, пожалуйста. В нём кинокамера встроена… Вот если бы вы нам стих какой-нибудь прочли яркий…
СЕРГЕЙ. Будетлянский, Велимир Велиполкович! Такой, какой могли написать только вы!
АНАТОЛЬ. И прочесть здесь тоже, только вы…
БОРИС. А я вас запечатлею на хронику.
Велимир взбирается на табурет. Борис делает вид, что снимает его кинокамерой.
ВЕЛИМИР (по-детски монотонно). Сияющая вольза желаемых ресниц и ласковая дольза ласкающих десниц. Чезори голубые и нрови своенравия. О, мраво! Моя моролева, на озере синем – мороль. Ничтрусы – туда! Где плачет зороль…
В середине декламации Есенин убегает со сцены, а Мариенгоф, согнувшись, рыдает от смеха. Борис усмехается. Велимир посматривает то на них, то в зал.
ВЕЛИМИР. Вот…
АНАТОЛЬ (утирая слёзы). Хорошие… какие хорошие… стихи. О-о-о! Как меня пробрало. Прямо сердце в жмых… В жмых! Сентиментален, каюсь… Вечно я, как баба рыдаю над строчками…
Есенин возвращается. На его застывшем лице подозрительная скорбь.
АНАТОЛЬ. Сергу-ун… Ты прослу-ушал у-удивительные места…
Есенин снова - пулей со сцены. Мариенгоф, постанывая от смеха, сморкается в платок.
АНАТОЛЬ. Что вы со мной делаете, Велимир… Опять сердце в жмых… в лоскуты… Это всё ваша «моролева» наделала… и «ничтрусы» ваши тоже…
Есенин появляется на сцене, прикрывая лицо ладонями.
АНАТОЛЬ. Не плачь, Вятка, мы тоже когда-нибудь так напишем! Соберёмся с силами и напишем.
СЕРГЕЙ. А где им взяться, силам-то…
ВЕЛИМИР. Я вот… в последнее время… перешёл к числовому стиху…
АНАТОЛЬ. Ну наконец-то… Сергу-ун... Он таки перешёл к числовому стиху!
СЕРГЕЙ. Я всегда говорил – Велимир, переходите к числовому. А он что?
ВЕЛИМИР. И как… как художник числа… как вечной головы вселенной… хочу заменить все свои пушкиноты на…
СЕРГЕЙ (порываясь с места). Спасибо, достаточно!! Извините… Анатоль, надо, наконец, всё-таки… ну я не знаю…
АНАТОЛЬ. Соблюсти ритуал.
СЕРГЕЙ. Именно! Соблюсти!
АНАТОЛЬ. Уважаемые зрители! Простите, но сейчас состоится вручение символа.
СЕРГЕЙ. Символа божественной избранности власти ныне провозглашённого Предземшара!
Есенин вынимает из кармана кольцо и церемонно надевает его Хлебникову на палец руки.
СЕРГЕЙ (подсказывая). Я владею миром… Я владею миром!
Велимир беззвучно повторяет эту фразу.
СЕРГЕЙ. Товарищи, он только что честно сознался - он владеет этим миром.
Аплодисменты.
АНАТОЛЬ. А теперь, Велимир Владимирович, вы, на правах почти что наркома по делам всего человечества, должны зачитать нам своё послание… Пожалуйста!
ВЕЛИМИР (вдруг выразительно). Сегодня снова я пойду
туда, на жизнь, на торг, на рынок,
и войско песен поведу
с прибоем рынка в поединок! (Подумав.) Это всё…
АНАТОЛЬ. Конец первого отделения! Антракт!
Спускается занавес, отделяющий сцену от харьковской публики. Борис направляется к Хлебникову, отчего Есенин с Мариенгофом приходят в странное оживление.
БОРИС. Велимир, снимай кольцо.
Велимир, оглядываясь на Есенина и Мариенгофа, прячет руку за спину.
ВЕЛИМИР. Не надо… Мне…
БОРИС. Ну хватит дурака ломать! Отдавай кольцо! Я кому сказал?!
ВЕЛИМИР. Это… не кольцо… это шар… символ земного шара… Я… вот председатель… Есенин и Мариенгоф… меня… только что…
БОРИС. С них и спрашивай! Я им кольцо на минуту дал, а они его уже втюхали! Это мне память, ясно тебе?!
Борис силой стаскивает председателя с табуретки, затем - кольцо с его пальца. Велимир почти что плачет от боли. Анатоль шёпотом пытается вразумить Бориса.
БОРИС. А мне какое дело?! Не могли на барахолке председателю купить?! Это мне любовь моя подарила! Что вы, ей Богу?.. Дурака из меня лепите…
Громко выходит. Велимир снова влезает на табурет.
ВЕЛИМИР. Когда толпа шумит и веселится, передо мной всегда казнённых лица! Так и теперь: на небе ясном тучка – я помню о тебе, боярин непокорный Кучка!
СЕРГЕЙ (другим тоном). Слезайте, Велимир… Я всё объясню…
АНАТОЛЬ. Погоди, Сергун!
СЕРГЕЙ. Что «погоди»?!
АНАТОЛЬ. Он «кучку» какую-то хочет…
СЕРГЕЙ. Это всё был дурной розыгрыш, Велимир! Наплюйте и разотрите…
Анатоль отводит Есенина в сторону.
АНАТОЛЬ. Вот зачем ты ему объясняешь? Его вчера из Сабурки выписали.
СЕРГЕЙ. Он сам туда лёг, чтоб за Деникина не ходить
АНАТОЛЬ. Сам-то он сам... Но если бы за него не заступились… (Указывает вверх.) то держали бы его там ещё очень-очень долго. Я знаю, что говорю.
СЕРГЕЙ. Ты что, думаешь, Велик… того… по-настоящему?
АНАТОЛЬ. Что тут думать? Сергун!! Если бы ты не начал ему объяснять, он бы ничего не понял. Ну кольцо забрали, ну и что? Звание-то осталось… А так… Взял человека обидел.
СЕРГЕЙ. Да по нам по всем Сабурка плачет!
АНАТОЛЬ (с намёком). Ну не по всем… (Не сдержавшись, смеётся.)
СЕРГЕЙ. Я тебя сейчас тоже короную, Толик! Ох, короную… Председателем мирового квадрата сделаю! Хотя на председателя ты не тянешь… В подмастерья к Малевичу сдам! На подхвате будешь кисточки ему обтирать!
АНАТОЛЬ. Но, Сергуня! Только не кисточки!! Умоляю… Кисточки я уже не вынесу!
Есенин выталкивает истерически хохочущего Мариенгофа со сцены и возвращается к Председателю.
СЕРГЕЙ. Пойдём, Велимир… Сейчас второе отделение начнётся. Оно уже без тебя...
ВЕЛИМИР. О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно. О, засмейтесь усмеяльно! О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей! О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей! Смейево, смейево! Усмей, осмей, смешики, смешики! Смеюнчики, смеюнчики…
СЕРГЕЙ (перебивая). Я смеюсь, Велимир, но я же плАчу… Ты-то поймёшь меня?
ВЕЛИМИР. О люди! Так разрешите вас называть?
Режьте меня, жгите меня!
Но так приятно целовать копыто у коня:
они на нас так не похожи,
они и строже и умней,
и белоснежный холод кожи… (Запинается.) И так далее там…
СЕРГЕЙ. Послушай… Мы с Мариенгофом… Ты только на него не обижайся. Я его первый раз таким вижу… А, вообще, в жизни он хороший… Так вот, мы хотим издать здесь имажинистский сборник. «Харчевня зорь», название… Давай и тебя в нём тиснем! Ты ведь не против имажинизма, а? Ну по сути! И в Москве издадим сборник… Или хочешь отдельное издание? Поэму какую-нибудь выбери свою, издадим в Москве, большим тиражом… Не пятьдесят штук, как тебя печатают все, а 10 тысяч сразу! Давай?! Сознайся, есть мечта такая? Ну есть же!!
ВЕЛИМИР. Мне мало надо. Краюшку хлеба и каплю молока. Да это небо, да эти облака!
СЕРГЕЙ. Стой-стой! Ты мне лучше скажи, как ты это… заранее год начала мировой вычислил? И революцию в октябре, да? Вот за сколько ты 17-й предсказал?
ВЕЛИМИР. За пять лет… в 12-м…
СЕРГЕЙ. Как сделал - не спрашиваю. Сам, может, расскажешь?..
Хлебников пытается отвернуться от Есенина, но он везде.
ВЕЛИМИР. Я вычислил закон времени… всё.
СЕРГЕЙ. Вычислил... Нет, я понимаю – Пифагор… в основании мира лежит число, и так далее… И что за число в основании мироздания?
ВЕЛИМИР. 317… 365… 1383… разные степени чисел два и три… степени двух соединяют подобные события… усиливают их… А степени трёх - обратные события… победу и разгром, преступление и наказание… начало и конец вот… знаете, убийца умрёт через столько дней, сколько равно трём в энной степени… я устал…
СЕРГЕЙ. Спасибо, просветил. Правда, объясняешь ты ещё хуже, чем стихи читаешь… Только не в обиду!
ВЕЛИМИР. Голгофа Мариенгофа…
СЕРГЕЙ. Не в обиду, Велимир… Я ведь тебя люблю, чтоб ты знал...
ВЕЛИМИР. …и воскресение Есенина.
СЕРГЕЙ. Но ты же артист, Велимир Владимирович… Ох артист! Ещё какой!
ВЕЛИМИР. Розыгрыш… розыгрыша?
СЕРГЕЙ. Что?.. Вообще-то мы все - артисты, как заметил один англичанин. Но ты – из лучших, потому что не играешь совсем… Ты просто такой, какой есть, а так играют только самые-самые… Скажи что-нибудь человеческое… Ты не обиделся, а?
ВЕЛИМИР. Так это правда… так?
СЕРГЕЙ. Что?.. Какая правда?
ВЕЛИМИР. Что… ну что это розыгрыш, что был розыгрыш...
СЕРГЕЙ. Не пойму… Говори толком.
ВЕЛИМИР. Ну… что вы пошутили, что это была шутка… ну а на самом деле…
СЕРГЕЙ. А на самом деле?
ВЕЛИМИР. Ну что я… меня… в Москве… поэты… вот… председателем шара… да?.. признали всё-таки… так?
СЕРГЕЙ (устало). Слезай с табурета, Велимир… Я прошу тебя – слезь ты, наконец!
Пытается стащить его наземь. Тот не даётся.
СЕРГЕЙ. Да что с тобой за столбняк такой?! Ну да, да, признали… Председателем земного шара. И что ты - самый лучший, самый необыкновенный поэт… они тоже признали. Что ещё?
ВЕЛИМИР. Всё… я умер и засмеялся.
СЕРГЕЙ (помолчав). Сейчас второе отделение начнётся. Там другие поэты... Пойдём, а то занавес откроют.
Появляется Мариенгоф, подаёт Сергею руками таинственные знаки. Есенин уходит вслед за ним. Хлебников, выпрямляя сутулую спину, некоторое время стоит на табурете, ожидая с царственной осанкой поднятия занавеса. От напряжения его ногу сводит судорога, он падает на пол, на наволочку. Схватившись за бедро, стонет, но быстро затихает. Харьковский занавес поднимается. Звучат аплодисменты.
FIN
|
| Категория: «ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей»
| Добавил: Сергей_Вепрев (28.07.2013) | Автор: Сергей Вепрев
|
| Просмотров: 283
|
|
| номинации | | «При жизни быть не книгой, а тетрадкой…» [53] поэтическая номинация издательства «Воймега» | | «Я принял жизнь и этот дом как дар…» [195] поэтическая номинация журнала «Интерпоэзия» | | «Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…» [60] проза: номинация журнала «Октябрь» | | «Когда любовь растопит шар земной?..» [108] проза: номинация журнала «Дружба народов» | | «ЖЗЛ, или Жизнь замечательных людей» [60] драматургия: номинация Международной театрально-драматургической программы «Премьера PRO» | | «Пьеса на свободную тему» [155] драматургия: номинация Международной театрально-драматургической программы «Премьера PRO» |
|
|
