Летящая вода строптивой  Учан-Су
кидается с горы в Эвксинские объятья,
и водяная пыль, помедлив на весу,
ложится золотым налетом благодати

на кубики слегка подтаявших домов,
кочующих в веках из генуэзцев в турки,
на деревянный мост  и лодки рыбаков,
на их дневной улов и стайки рыбок юрких.
 
Июль еще шуршит сухим песком в часах,
отсчитывая дни, чем дальше - тем дороже.
Початок солнца жёлт в кипящих небесах,
и проступает соль понтийская на коже.

Воинственный призыв в толпу  бросает  тавр,
бесстрастно проходя средь  пленников раздетых:
«Чурчхела! Пахлава!»  Те за его товар
покорно отдают  последние  монеты.

Качается волна морская: выдох-вдох,
пускает лето в ход последние уловки.
Создатель здешних мест, могущественный бог,
сквозь дырочку продет, танцует на веревке.