Когда все было порушено, не оставлено кочки на кочке, взрыхлено до небес и разровняно, то что же осталось? Фрагменты кореньев и семена стали прорастать и вырастали те же самые деревья, те же самые травы и так же пришлось их поливать и окучивать, и зрели плоды знакомые, те же самые.
Мы пойдем другим путем, - сказали генные инженеры и начали ковыряться в хромосомах, компонуя их кусочки на свой вкус и цвет. И тогда стали взрастать невиданные существа... Некоторые из них не выдержали суровых зим и вымерли, другие распались из-за собственных внутренних противоречий, а были и такие, что выжили...
Наверное, я вот такая, выжившая. И еще есть несколько таких. Мы живем в большом доме, заняв его почти незаконно и почти никто не в курсе, кто мы, чем занимаемся. Есть только туманная вывеска на дверях «Мастерские художников». Среди нас, действительно, есть художники. И даже я считаюсь условно художником, хотя я ничего не рисую, кроме как пальцем по оконному стеклу, когда оно покрывается влажностью от разности температур. Как мы все сюда попали долго рассказывать, - разные истории, но главное, что всех объединяет это поломка хромосом, принципиальная невписываемость в человеческое собрание. И, как и раньше, люди бежали в скиты, монастыри, сквоты или просто в лес, так и мы очутились здесь в силу разных внешних обстоятельств. Почему ты здесь, спрашивает меня мой бывший муж, бизнесмен и человек состоявшийся. Он со мной прожил три года и между тем этого не понимает.
Мастер Экхарт дает интересное определение в своих "Проповедях": "Совершенство заключается в том, чтобы всякое бедствие, нищету, страдание, злосчастие и позор, всей тяжестью свалившиеся на тебя, переносить добровольно, радостно, свободно, как желанное, сознательно и спокойно и так оставаться до смерти БЕЗ ВСЯКОГО "ПОЧЕМУ".
То есть всякое сопротивление, получается, создавшейся ситуации Экхарт отвергает как несовершенное. Мне, как ленивому человеку ("вода" склонна к лени, сказал мне бывший муж, что-то там увидев по ТВ и соотнеся новые знания с моим знаком стихии) это высказывание близко. Заметила, сколь ни борись с другими, а они все такими же и остаются, как есть. Обтечь их и утечь. Вот дочка мачехи в "Морозке" возмутилась, позиционировав себя типа как, гм... революционеркой, - и что? Замерзла в лесу. А Настенька согласно помурлыкала, несмотря на жуткий холод, что, мол, тепло ей, хорошо, и получила золото и бриллианты, - выходит, по-христиански поступила, в полном соответствии с изречением Мастера Экхарта. Не переделывать, призывает немецкий средневековый мистик, а радоваться любой пакости, приключившейся с вами. Это, надо учесть, идет вразрез с современной психологией, которая предлагает все же улучшать ситуацию, спасаться и преобразовывать мир вокруг себя. Позиция же "все равно, все равно, что малина, что г...о" не устраивает большинство людей. Рвутся (или изящно выруливают) к почестям, званиям, деньгам, любви, сексу... Даже если на словах это отрицают.
Честно говоря, больше всего в этом высказывании немецкого мистика меня удивило, что не надо пытаться понять: почему, за что, доколе? Я так понимаю, что все равно не сообразишь, что к чему, а только тщеславно потешишь свой ум, решив, что догадался, отчего и зачем, понял смысл страданий и прочее. Ха-ха, говорит нам Мастер Экхарт. А ведь почему бы и не подумать, если хочется? Подумать-то можно, только толку от этого никакого, предупреждает нас он.
- Не надо все же забывать, что это христианское мировосприятие, бывают и другие... Но для нас оно архиважно, ибо живем мы в христианском мире, - говорит наш председатель Валентин.
Сказал он эти слова за столом, в темной, неосвещенной комнате. В это время дети возбужденно бегали в темноте с фонариками в руках. Неожиданный конец света, когда отрубилось электричество в мастерской и по округе, застал их врасплох. Взрослое население спокойно сумерничало и вспоминало, как в детстве отключалось порой электричество и на следующий день в школе можно было со спокойной совестью провозгласить, что света вечером не было и домашнее задание поэтому сделать не успели. Современные детишки заявили на наше требование, чтобы они успокоились и перестали с визгом носиться и искать фонарики, свечи, керосиновые лампы, что мы де, привыкли жить в темноте, а они - нет!
Обычный народ, который живет вокруг нашего дома, по рассказам очевидцев, оторвавшись от телевизоров и компьютеров, потянулся к огням местного магазинчика, где свет не был отключен. Там началась тусовка, распитие пива, завязывались знакомства...
Мы же, уже привыкшие жить виртуальным общением, так как все в основном одинокие, нелюдимые, так же собравшись в одной комнате, разговаривали. Воображали, а как вот совсем лишимся электричества, засыплет нас снегом, связи с миром не будет, запасов провианта нет... Сколько продержимся? Продержимся, - заявил председатель, - у нас есть ремни! Их можно варить и жевать. Слава хитро намекнул, что его пищеблок не так уж и мал, как может некоторым показаться. А у меня есть пачка спагетти, подытожила я. Мы задумались…
Слова создают иллюзию сложности... Особенно в отношениях. А ведь стоит только чуть внимательнее посмотреть на людей и видно, что и как их соединяет. Вывязывание словесных кружев, конечно, будоражит воображение и фантазию. Но вот замолк последний звук, повисла тишина... и становится заметно, есть что-то на самом деле или нет. В молчании и редких словечках видно то простое, что пытаются порой в длинных словесных периодах объяснить самому себе, внушить собеседнику, втянув его в водоворот собственных мыслей. И вот водоворот иссяк, выдохся... и что? Тело выброшено на берег и чувствует только песок под собой, понимает, что сказанное было ложью, не сознательной, конечно, в большей степени, а просто бесконечной словесной конструкцией, где одно слово по правилам языка вызывает к жизни второе, а второе - третье... И как конструкция она может быть красивой, изящной и гармоничной, но к общей реальности (правде-истине?) она часто не имеет никакого отношения.
В мире слов живет человек, особенно образованный, культурный, начитанный... Как гипноз они на него действуют, как наркотик, дабы уйти от действительности, сбежать, "хлороформировать свое сознание"... А куда от нее сбежишь? Замолчал, наконец, пришла ночь и некому трындеть о своем величии и величии своего понимания мира, ученость свою показывать - и вот она, реальность, подступает к горлу... к нежному горлу тонкими ручками с сильными пальцами.
Когда слова льются бесконечным потоком, я вижу как будто со стороны машущих руками людей или слегка жестикулирующих, пытающихся вложить в эти звуки нечто, что подвигнет другого покориться его воле, поверить в ту чушь, что он несет, Гитлера вспоминаю... Хочется отойти и пусть звон этих речей повиснет комариным звоном в ушах...
Забыла написать, что живем мы все на окраине маленького провинциального городка С. И если не ходить по шумному центру, то в С. удивительная тишина. На улице, в домах тихо, несмотря на немногочисленный транспорт. Это ощущение завораживает, гипнотизирует. Наверное, этого мне постоянно хочется, этого не хватало в Т., откуда я уехала, где шум машин и часто громкая музыка достают в любом месте, за исключением берега реки. Только ведь в тишине можно по-настоящему успокоиться, отбросить все мысли, которые мучат и тревожат. И тогда изнутри, из глубины вырастает состояние спокойной радости существования. Надоело тогда говорить некоторым в окружении: не усугубляйте! Собственно, как мне давно казалось, люди сами портят и ухудшают себе и другим жизнь излишними звуками: криками, воплями, истериками, громкой музыкой, агрессивными попытки переделать все и всех под себя...
В жизни уже есть все, что приводит к глубокому удовлетворению просто от факта существования. Это заслоняется излишней суетой, старанием повысить статус, ухватить что-то, что сделает счастливым. Мне кажется, что дело не в том, что должно быть что-то свыше, а в том, чтобы убрать то, что мешает.
Это, наверное, фунтаментальное требование, но первое и самое главное. Только когда успокоишься, тогда можно подумать: а что дальше, что еще? Ибо состояние истеричности показывает, что внутри что-то нездорово и это состояние правдиво только сиюминутно, оно говорит, что неладно что-то в датском королевстве и прежде чем что-то делать, надо все отложить.
- Попеть, потанцевать тоже не грех, - качает головой председатель, выслушивая мои речи. Он хоть и христианин и ходит в церковь, а позволяет себе и на шумный концерт сходить, и водочки там выпить, и порой матерится…
На днях по просьбе председателя, который сам не мог, - он выкармливает четверых детей от разных жен, сбежавших от него, - ходила за талончиком в поликлинику. Встала в пять утра и отправилась в путь... Народ уже кучковался у дверей, и я была пятая (к слову, талончика мне не досталось, так как их было всего два и их получили первый и второй человек, но речь не об этом). Я уселась на каменный выступ и открыла ноутбук, и два часа в ожидании открытия регистратуры смотрела фильм, длинный, непонятный, сюжет которого я никак не могла уловить. А в это время народ скапливался, занимая очередь.
Одна из старушек была особенно сгорбленная, старая и едва живая. Она плакала, открываясь сердобольной женщине: "Каждый день молюсь, чтобы Господь послал мне смерть...". Мне стало невыразимо жаль ее, по-видимому, одинокую, которой никто не поможет взять с утра номерок, постоять в очереди. Я-то вот для председателя стою, может и он ( гм...гм...) для меня когда-нибудь постоит- потрудится, поможет гвоздь прибить в стену, а она - одна... Тогда почему она идет в больницу, если ей кажется смерть привлекательной, а жизнь - постылой? Наверное, все же это минуты (часы, дни...) слабости, когда теряется последняя надежда и, может, только религиозная вера некоторых удерживает от суицида. Меня всегда удерживала в такие минуты и часы животная воля к жизни, хотя готовность к смерти как будто спокойно крепнет со временем.
Поэтому не хочется заниматься ничем, что не приносило бы покой и радость, что ввергало бы в пустую суету и ухудшало настроение, что уменьшало бы количество любви в жизни Про качество я уже скромно промолчу, ибо... кто его определит? Кому-то нужна любовь исключительно большая и светлая, а по мне так и маленькая и темная - священна. Или, скажем так, даже маленькая и темная на самом деле большая и светлая. Всякий проблеск сострадания, сочувствия, внимания, нежности, мягкости - драгоценен.
Та женщина, которая утешала старушку, заботливо посадив ее на стул, похоже, достигла своей цели, хотя и не было там никакой цели, кроме спонтанного выражения жалости и доброты, так как несчастная слегка приободрилась, слезы ее высохли, и она с готовностью встала в свое время в очередь... Вот только достался ей талончик или нет, я так и не узнала.
Вот так и живем все вместе и по отдельности, иногда совсем не видя друг друга неделями, а иногда собираемся в выставочном зале, картины вывешиваем или музыку слушаем, которую сами же и сочиняем. Хорош или плох такой образ жизни, не знаю, но знаю, что поломанные неизвестным Генетиком хромосомы мне не дают шанса вести какую-либо другую. И с утверждением, что мало в такой жизни радости, удовольствий или чего-то такого, что будоражит людей, создает иллюзию счастья, а я не соглашусь.
Мне нравятся вспышки на Солнце и темные пятна магнитных полей. Мне близки закаты в дальнем лесу, среди сгоревших деревьев, на свету их ветви прозрачны. Золотистая кожа ребенка. Худые руки, обнимающие шерстяного кота. Восточный разрез глаз и светлые европейские волосы. Уклончивость. Метис, мулат, квартерон. Шелковистый рис, в который погружаешь пальцы, потом в нем утопает вся кисть руки. Ночные часы, когда тихо, и слышны только цикады за окном и шум машин. Дожди продолжительные и кратковременные, капли воды, стекающие по стеклу. Стук закрывшейся двери. Звон металлической ложечки в стакане. Вкус арабики со сливками. Блеск смуглой кожи, напитавшейся маслом розового дерева. Завывание зимнего ветра за окном. Последнее небо и последнее солнце…
- Пути принадлежат наполовину людям, наполовину - теням, - читаю я вслух средневековую китайскую новеллу.
- Поэтому наш путь лежит во мраке, - комментирует Валентин. Не пойму, почему это «поэтому», но молчу, потому что председатель начинает читать свой собственный стих:
- Войди в мою реку...
Пройдись босиком по набегающей волне, по мокрому песку,
Посмотри вдаль на гладь воды, на ее синий цвет днем и жемчужный - вечером.
Жизнь бесконечна, если забыть про начало и конец,
Вчера и завтра, утро и вечер...
Привкус печали есть во всем -
В радости, любви и забвении,
И этот привкус не горек.
Возьми в руки блестящий камешек, мокрый и темный,
Он сохнет в руке, тускнеет,
Но опусти его в воду,
И он снова проявит свой глубокий и насыщенный цвет.
У меня есть кольцо с александритом,
Неуловимо меняющим цвет при разном освещении, -
От розового до голубого.
Какой же его цвет - настоящий?
Я улыбаюсь:
- Валя, ты написал как женщина.
- А я и есть в каком-то смысле женщина, - уклончиво отвечает Валентин, и что он имел в виду, например, что в каждом из нас есть мужское и женское или что он… голубой… Нет, нет, четверо детей от двух жен, борода и все прочее… не верю. К женщинам не равнодушен, замечала.
- Куда отсюда я уйду, - говорит батюшка в глухом селе А., куда мы недавно ездили с председателем по делам. Да, собственно, какие дела, искали прялки и всякие деревенские предметы, чтобы продать их в музей. В селе этом зимой, бывает, всего человек пять живут в полной изоляции от цивилизации.
- Здесь рай земной, - тихо сказал он. Священник выкопал около дома глубокий колодец, посадил цветы и смотрит на закаты над древней российской землей.
Летом, там, конечно, полно дачников и социальная жизнь налаживается, и все начинает выглядеть вполне современно, но мне кажется, что ветры, веющие над этим местом, затопленные миллионы лет назад первобытным морем, до сих пор солоны, до сих пор в их шуме слышны звуки прибоя и шепот моря.
Мы живем с ним в одном мире, художники из мастерских и батюшка в своем стареньком храме.
- Весной сюда приезжайте, - приглашает отец Илларион, - в мае. В мае природа - невеста, возродившаяся к жизни. Восставшая их мертвых, поднявшаяся из хрустального гроба зимы. Спадают истлевшие одежды, а посеревшая кожа сползает кусками и снова сияет нежностью. Это все до мая пятнадцатого, а в этот день - девушка пятнадцати лет под прозрачной фатой идет по зеленому полю молодой травы и фата летит по ветру.
- Ну и ну, - удивляется председатель, он и сам такой, но от батюшки не ожидал. Мы сели в местный автобус и молча доехали до города, каждый погруженный в свое.
И увидела я сон после встречи с отцом Илларионом: бежала во сне по С. в шортах и шелковой блузке, вымокшей от пота, несколько остановок, от базара до пожарной каланчи. Куда и зачем бежала, непонятно, но бежалось свободно, с чувством приятного преодоления сопротивления тела. Бывший муж, но во сне он не был бывшим мужем, а как будто будущим, кричал мне что-то ироничное и было понятно, что он заинтересовался. Я пробежала мимо, ибо такого стиля общения не люблю в больших количествах. А раз с этого начинает знакомство, значит, случай безнадежный. И побежала я дальше…
|
